Расшифровка интервью Алана Рикмана на ток-шоу Чарли Роуза7 июня, 2002 Актер Алан Рикман, «Частные жизни» Ноэля Коварда перевод: Bestiya Чарли Роуз (ЧР): С нами Алан Рикман. Он начинал свою карьеру на лондонской
сцене. Он приехал в Голливуд, чтобы сыграть «против» Брюса Уиллиса в «Крепком
орешке". В этом фильме, а также в последнем - «Гарри Поттер и философский
камень» - он переиначил образ «плохого парня». The New Republic однажды
написала: «Его злодеи к угрозе всегда примешивают некий комизм".
В настоящее время он играет Элиота Чейза в «Частных жизнях» на Бродвее.
Недавно этот спектакль завоевал «Тони» (Tony Award ) за «Лучшее возрождение
пьесы". Это первая главная роль Рикмана в комедии. Взгляните на сцену
из спектакля. [отрывок из «Частных жизней»]. Алан Рикман (АР), актер: Очень приятно. Спасибо. ЧР: Определите место «Частных жизней» в широком спектре романтических комедий. АР: На репетициях был момент, когда мы пытались найти некий алгоритм,
которая помогла бы нам пройти через весь спектакль, потому что пьеса очень
непростая. И я сказал: «Это как три пьесы в одной. Первый акт выглядит
как комедия времен Реставрации. Второй приближается к Чехову. И третий
- уже «Федон» (известный диалог Платона )». ЧР: Достаточно высоко. Да. А написал он ее, кажется, за три или четыре дня. АР: Да, я думаю это потрясающе быстро. АР: Это действительно шедевр. Я имею в виду, что поначалу не был уверен... мы все прошли путь от полного неведения к пониманию. Раньше я видел эту пьесу всего раз. Линдси... я не знаю, видела ли она ее до этого. А Говард Девис, когда ему предложили эту постановку, вернул сценарий со словами: «О, я не хочу ставить Ноэля Коварда». Я, кстати, тоже не был уверен, что когда-либо захочу играть в пьесах Коварда. Но умные продюссеры спросили Говарда: «А Вы хоть читали текст?» И он ответил: «Нет, не читал». «Мы советуем Вам прочесть ее.» ЧР: И? АР: Он прочел. И открыл для себя новую пьесу, в которую практически влюбился. И, в некотором отношении, тогда мы все ...понимаете, в определенный момент мы все пришли к этому. ЧР: Когда он «открыл новую пьесу»...? АР: Открыл для себя. ЧР: Для себя. М-да. Т.е. «новая», другими словами, потому что он не читал ее раньше? Или «новая» в контексте всех остальных интерпретаций «Частных жизней»? АР: И это тоже. Судя по тому, что критики называли постановку «открытием» из-за того, что мы во многом оставили эту пьесу в первозданном виде. Без многочисленных поднятий бокалов и рваной манеры чтения. ЧР: Да, да. АР: Она сыграна как есть. А затем вы обнаруживаете, что Ковард - мудрый, сострадательный и депрессивный писатель. ЧР: И остроумный. АР: Невероятно остроумный, но вот что интересно - и именно поэтому Говард такой хороший режиссер - чем серьезнее Линдси и я играли на репетициях, тем больше он смеялся. Таким образом, это стало визитной карточкой всей постановки. ЧР: М-да. Помогите мне понять, почему все-таки эта постановка так отличается от предыдущих, или... в чем состоит «открытие» этой интерпретации. АР: Ну, я надеюсь, что в этой постановке вы действительно проникнитесь судьбой Аманды. Трудность этой пьесы вот в чем: ее герои абсолютно ничего не делают, поэтому очень трудно посочувствовать их проблемам. ЧР: Действительно. Так и есть. АР: Но я надеюсь, мы нашли их слабые места. На этот раз вы, действительно, будете переживать за них. ЧР: И какое слабое место у Аманды? АР: Как она сама говорит: она всегда знает, о чем он думает. Таким образом, она всегда на три шага впереди него. И это невероятно печально. Но вместе с тем, забавно, когда один взрослый мужчина играет другого взрослого мужчину, которому, на самом деле, не больше 11-ти лет. ЧР: Да? АР: Т.е. получается, что играешь маленького мальчика. ЧР: И почему же это забавно? АР: Это раскрепощает. ЧР: О, да. Вам дается возможность найти ребенка в себе, чтобы сыграть ребенка в нем. АР: Да. И открыть, что, в действительности, этот ребенок внутри никогда не исчезал, просто сидел и ждал своего часа. ЧР: Может быть, одна из худших сторон нашего взросления заключается в том, что оно убивает в нас ребенка. Я имею в виду, мечты, надежды. ...Да все. Оптимизм. Я имею в виду, жизнь корежит очень многих. АР: Я думаю, это правда. И люди...понимаете, находятся под большим давлением, чтобы соответствовать определенному общественному стандарту... ЧР: Да. АР: ...независимо от их работы. И я думаю, что один из ключевых моментов в профессии актера заключается в риске потерять эту связь с детством. ЧР: Для того, чтобы быть великим актером, вам почти всегда необходимо поддерживать связь со всем, что является частью вас, не так ли? Я имею в виду, превосходство гениев заключается в постоянной взаимосвязи всех чувств, эмоций, ощущений... АР: ...им доступных, да... практически каждой эмоции и многих других вещей, о которых вы даже не подозреваете. И еще изрядной доли наивности. ЧР: Этому учатся? Или к этому приходят интуитивно? АР: Я думаю, и то и другое. Этому учатся, и в этом смысле я глубоко уверен в необходимости обучения актеров. И когда вы приходите в школу драматического искусства - если вам повезет учится у великих учителей, как повезло мне - начинается болезненный процесс, в котором вас сначала разложат на составные части, а затем соберут снова. Я сам очень тяжело переживал курс обучения. «Это похоже на колбасную фабрику», - думал я. ЧР: Да. АР: «Выставят меня за дверь, как остальные". Но дело в другом. Приобретение навыков, называемое «техникой», в действительности помогает развить ваше воображение и освобождает от плохих привычек, помогает сформировать ваше внутреннее, индивидуальное образное восприятие текста и наладить связь с аудиторией. ЧР: Мне кажется, это очень увлекательно. Знаю, кто-то скажет, что, мол,
обсуждать этот процесс скучно и разбираться в нем тоже скучно. Но не мне.
Есть две вещи, которые меня интересуют. Во-первых, я всегда думал, что
для всех, кто любит театр, кино, постановки, было бы здорово иметь представление
- более четкое, чем мы имеем сейчас, - об актерском ремесле. Что это такое
и насколько это сложно. Это позволит нам больше ценить его. Как в большинстве
случаев: чем больше мы ценим вещь, тем больше ею наслаждаемся. АР: Для меня, как для актера, очень сложно ходить в театр и, тем более, смотреть со стороны... ЧР: Да... АР: ...в качестве зрителя, потому что я знаю, что происходит, или чаще, не происходит на самом деле. ЧР: В отличие от остальных непосвященных. АР: Да. В основном, я заинтересован в непосредственности реакции и ее передаче. Знаете, я думаю, актеры являются - и должны являться - слугами автора. Понимаете? Мы - это как бы канал, и наша работа заключается в том, чтобы быть наиболее эффективным каналом между произведением и аудиторией, т.е. чтобы присутствовал так называемый эффект «сопереживания". Вот для чего нужны актеры. Существует аудитория, в центре - актеры, рассказывается некая история. Вот в ней-то все и дело. Поэтому получаешь огромное удовольствие от постановки «Частных жизней», когда видишь, что аудитория приходит на спектакль со словами: «Да, вот мы и на Бродвее», и их смех - сначала еле слышный - это своего рода признание тонкого ума Ноэля Ковардса. Но в течении вечера он становится все более природным, животным. Ты слышишь смех, который выходит... ЧР: ...спонтанно? АР: Да, смех над мужским и женским. И ты чувствуешь, что это смех, с которым толкают под ребра соседа. ЧР: Когда приходят на ум собственные подобные переживания... АР: Точно. ЧР: Личные переживания. М-да. Давайте посмотрим на это. Вот это... Я правильно говорю? Элиот?... АР: Угу [утвердительно]. ЧР: ...и Аманда, которую играет Линдси Дункан. Фрагмент, где они снова сходятся. Вот он. [фрагмент из Private Lives] ЧР: Линдси тут абсолютно другая, Вы только что сказали, что она играет хорошо. «Она великолепна», - сказали Вы. Мне интересно, видна ли Вам эта разница? Я имею в виду, если бы здесь присутствовал еще кто-то, кто... АР: Ну, эта пьеса о двух семейных парах... ЧР: Верно... АР: И в ней четыре главных героя. Т.е. не существует Элиота без Аманды, и так же не существует Аманды без Элиота. Это как две стороны одной монеты. ЧР: Да, но вот что я бы хотел понять: что Вы имели в виду, когда говорили о технике, которая синхронизирует все аспекты? АР: Все вокруг. И конечно, внутренний мир. Понимаете, все эти реплики
- очень-очень сложные. Вы должны правильно их произносить, и одновременно
верить в то, о чем говорите. И еще вы должны чувствовать ритм вашего партнера.
В нашем случае речь идет о двух людях, которые не могут жить вместе, но
также не могут жить друг без друга. Вы все время должны ощущать эту связующую
их нить. АР: Заставляет им поверить. ЧР: ...поверить. Авторы... АР: Если это правильно сыграно... ЧР: Авторы должны обожать Вас, когда Вы... АР:...этому верят. ЧР:...заставляете аудиторию поверить им. АР: Да, но хорошее произведение само «говорит» тебе, как играть. А часто оно само не осознает всех своих возможностей. Раньше, когда я - Линдси и я - играли одну пьесу - 12 лет назад - «Опасные связи», в Нью-Йорке тоже... На одной из репетиций, по-моему, это было в Лондоне, да, после того, как мы отыграли в Стратфорде...мы сделали перерыв и затем продолжили... В общем, мы репетировали, и автор - Кристофер Хемптон - сидел в зале. И в конце Говард Девис, режиссер, сказав несколько слов, обратился к Кристоферу: «Не хочешь ли и ты что-нибудь сказать, Кристофер?» И Кристофер сказал: «Мне бы только хотелось сказать, как я тронут, поскольку я не помню, чтобы писал и половины из того, что увидел." ЧР: Вау. АР: «Нет, - сказали мы, - мы сыграли только то, что прочитали". ЧР: М-да. АР: И с этой постановкой то же самое. Знаете, люди говорят: «Мы и не представляли, что в этой пьесе скрыт такой глубокий смысл". Но не мы его создали. Вы его там найдете, если поищете. ЧР: Да. Кино и кинобизнесс, «Крепкий орешек"и другие фильмы... Я полагаю... это делает Вашу жизнь богаче во многих смыслах. АР: Вы имеете в виду финансовую сторону? ЧР: Да, конечно финансовую. Да, но это также предоставило Вам возможность
раскрыться с несколько иной стороны. Я имею в виду, Вы уже были признаны
как очень хороший актер. И вот тогда они пришли к Вам, руководствуясь
этими соображениями, или еще какими-то мотивами. Но это позволило расширить
рамки Вашего творчества и дало возможность аудитории увидеть Вас в другом
ракурсе. АР: Я думаю... вообщем, да. Это очевидно, потому что аудитория у фильмов
гораздо больше и разноообразнее. ЧР: Да. АР: Но это также привнесло что-то новое и в мою работу на сцене. Дало
мне определенный опыт ...я думаю ...я думаю, что после работы в кино я
стал лучше играть на сцене. ЧР: О, и почему Вы думаете это произошло? АР: Потому что вы учитесь доверять вашей способности слушать. Знаете,
когда камера выхватывает лицо кого-то, кто действительно слушает, мне
кажется, это очень интересно. ЧР: Лицо? АР: Да. ЧР: М-да. АР: И знаете... ЧР: Это возможно в кино благодаря его специфике. АР: Ну, вы же задерживаете взгляд на ком-то, вы хотите увидеть его реакцию.
Или как он воспринимает что-либо. Так я и научился слушать. Научился спокойствию
и правдивости. ЧР: Правдивости? В том смысле, что лицо не может лгать? Или есть что-то
еще? АР: Да, и еще ...еще, конечно же, крупный план. Это уже другая особенность.
Знаете, игру на сцене можно в этом смысле сравнить с панорамной съемкой. ЧР: Точно. Это... АР: Действительно, вы все время на виду... ЧР: И вам не нужно волноваться о вашей ответной реакции, потому что зрители
воспринимают всю сцену целиком. АР: В любом случае, что прийти к этому открытию, потребовалось несколько
лет съемок. И в нынешней пьесе есть несколько эпизодов, когда кажется
- ничего не происходит. А также один эпизод, когда в течении двух минут
стоит полная тишина. Это своего рода игра, когда споры переходят в ссору
- что они происходит довольно часто, - один из них говорит слово "sollocks»,
и это значит, что теперь им придется просидеть две минуты в тишине. И
это действительно происходит на сцене: в течении двух минут никто не говорит
ни слова. И у вас нет выбора, приходится играть это. И удерживать внимание
1400 человек в полной тишине. ЧР: Это нелегко. АР: Это нелегко. Но работа в кино придает вам немного киношной смелости. ЧР: Как Вы думаете, почему Вас пригласили? Не только из-за Вашего мастерства?. АР: В кинематограф? ЧР: Да. Из-за внешности? АР: Я думаю, что был для них дешевле. ЧР: Если вы талантливый и «дешевый», то Вы - настоящий клад. АР: Да, к тому же англичанин. К тому же... Я тогда играл в «Опасных связях»,
и думаю, там было именно то, что им требовалось для фильма. ЧР: Вы довольны своим опытом в кино? АР: Ну, когда я работал на фильмом «Крепкий орешек», это были абсолютно
новые ощущения, мой первый опыт в кинематографе. Я был совершенно неискушенным.
Поэтому взял туда свой собственный небогатый запас идей. ЧР: Да, и использовали их в фильме. АР: Использовал их в фильме. И Джон МакТирнен - благослови его Господь
- терпел меня со всеми моими представлениями о съемках: «Да, но что думает
этот герой?», или «А что было на завтрак?», или «А на каком он будет фоне?» ЧР: Неужели Вы обо всем этом беспокоились? АР: Я до сих пор такой. ЧР: А он? АР: Как будто его это заботило. Он просто пытался... ЧР: Вроде: ТНас интересует Брюс, а не вы...У АР: Но все же это находило подтверждение.... ЧР: Ага... АР: ...потому что в итоге у нас получилось интересно. ЧР: У Вас с Брюсом? Или у Вас с режиссером? АР: У всех нас. Да. Потому что важно видеть и другую сторону медали.
И мне казалось необходимым, чтобы между моим героем и героем Брюса были
соответствующие взаимоотношения, хотя бы в течении радиопереговоров. Должна
была присутствовать и частица взаимного уважения, дающая более глубокий
взгляд на вещи. ЧР: Да, это всегда необходимо - доля уважения, если Вы хотите сыграть
злодея правдоподобно. Посмотрите видеофрагмент из фильма «Крепкий орешек».[видеофрагмент] АР: ...тонкая работа. ЧР: Тонкая работа. Но Вы говорили, что никогда не смотрите свои фильмы. АР: Нет, нет. Это для меня пытка. ЧР: Почему же пытка? АР: Потому что замечаешь только то, что сделал неправильно. ЧР: Точно. АР: Ничего хорошего не видишь вообще. ЧР: Но Вы же должны были заметить хоть что-то хорошее. Неужели никогда
не замечаете? АР: Нет. Просто... ЧР: Вы замечаете только то, что можно было бы сделать лучше. АР: Я имел в виду: «Это не совсем то, что я пытался изобразить». ЧР: А сцена... Понятно, что Вы не видите себя со стороны. Но получаете
ли Вы большее удовлетворение от этой работы? Или меньшее? Или там совсем
по-другому? АР: Понимаете, основная трудность игры на сцене... я могу говорить только
о себе... это присутствие ужасного страха, который вам необходимо
ЧР: Я однажды читал Ваши слова, что даже сейчас, несмотря на весь сценический
опыт, Вы испытываете такой же страх, как и в начале карьеры. Исчезает
ли он в после определенного количества представлений? АР: Иногда получается... знаете, загнать его на свое место. Я имею в
виду, он, судя по всему, как-то связан с адреналином, сосредоточенностю
и энергией. Но в, общем-то, он бесполезен. На самом деле в нем нет ничего
позитивного. Как маленький гремлин, который сидит у тебя на плече и пытается
заставить тебя сделать ошибку. И часто у него это получается. ЧР: Действительно? АР: Это негативный фактор. В нем нет ничего хорошего. Я уже серьезно
задумываюсь над тем, чтоб найти какой-нибудь вид гипноза, который поможет
освободиться от него, поскольку он бесполезен. ЧР: Серьезно пытаетесь найти вид гипноза, который поможет преодолеть
страх перед сценой? АР: Да. ЧР: И это говорит один из наших хороших... лучших... актеров? АР: Ну, я не один такой. Знаете, это общая проблема. ЧР: Неужели...Вы думаете, это общая проблема просто потому, что люди,
которые выходят на сцену и обожают ее, так или иначе все из пугливых? АР: Я не знаю. Мне кажется, это индивидуально. Например, Лоуренса Оливье
страх перед сценой мучил многие годы. ЧР: Да... ведь мы говорим о чем-то большем, чем просто «слова забыл»,
не так ли? АР: И об этом тоже... о боязни этого. Понимаете, просто... Нет, вы знаете,
это одна из самых ужасных вещей, которая может случиться. ЧР: О, наверняка. Я бы, наверное, до смерти испугался. АР: А потом это становится самогенерирующейся проблемой, потому что,
если вам не удастся как следует сконцентрироваться, этот маленький гремлин
проникнет в ваши мысли и, пока вы говорите, будет нашептывать: « Эти слова
ты знаешь, но через четыре строчки будет реплика, которую ты забыл." ЧР: О, нет. АР: Я имею в виду, что ваши мысли опережают текст роли или отстают от
него, одновременно произнося слова вместе с вами. ЧР: И воображение все больше разыгрывается, и начинаешь думать сразу
о многих вещах: «что я собираюсь делать?», «когда нужно начинать?», «в
каком направлении двигаться?» и «что я надеюсь получить от нее/него в
ходе разговора?» и т.д. АР: Точно. Я имею в виду, Вы ведь должны так думать... Вот, мы разговариваем.
На каком-то уровне Вы слушаете, что я говорю, и отвечаете. ЧР: Но это же понятно. АР: Да. Конечно. Но какая-то часть Вас одновременно думает: «А что потом?"
или «Охватил ли я это?" ЧР: Иногда так. Но не с Вами. Вот справа лежит список вопросов, которые
я... Знаете, я не задал ни одного из них. АР: Это хорошо. ЧР: Понимаете? Ни одного. Просто потому, что Вам удается находить более
интересные вопросы для обсуждения, о существовании которых я не имел понятия.
Я не встречался с Вами и не был с Вами знаком. Я даже не видел пьесу раньше,
но хотел, потому что я ... по многим... да, по всем причинам хотел. АР: Я всего лишь хочу повернуть ключик в сердцах и умах некоторых людей. ЧР: Вот именно. Я тоже этого хочу. И Вы знаете... Я полагаю, что мне
это легче сделать, чем Вам, просто потому, что я должен разбираться с
Вашей жизнью и карьерой и всем, что я потом смогу задействовать. АР: Недостаточно просто встать и начать пускать пыль в глаза, это бессмысленно, так можно только развлекать детей на утренниках. Понимаете, у нас есть работа. И я думаю, перед актерами стоят очень важные задачи.
ЧР: Я бы хотел поговорить о «Зимнем госте», который Вы поставили. Но
сначала - «Разум и чувства". Мне интересно, как... Что это было?
Что Вы хотели бы сказать об этом, как об опыте для Вас? АР: Это был очень, очень радостный опыт. Эмма Томпсон написала действительно
великолепный сценарий. Переложить Джейн Остен для кино очень непросто... ЧР: Эмма Томпсон написала сценарий? АР: Угу (утвердительно) и она... ЧР: Эмма Томпсон, которую мы знаем как актрису. АР: Точно. И она играет в «Разуме и чувствах". ЧР: Да, я знаю. АР: Она написала сценарий и получила за него Оскара. ЧР: Да? АР: Т.е... ЧР: За сценарий? АР: Да. Она замечательно, просто великолепно поработала. Кроме того,
режиссер - Энг Ли - был выбран очень удачно. ЧР: Да. АР: Приехать сюда из Гонк-Конга...или он был из Тайваня?...В любом случае,
он... ЧР: В общем, азиат. АР: Я не хочу обижать его, он гениальный режиссер, приехавший и поставивший
такую чисто английскую комедию нравов. И это был действительно замечательный
выбор, потому что он, конечно, все понимал с позиций своей культуры. Поэтому
это был совершенно особенный опыт, а, кроме того, в фильме играли многие
актеры, которые знали друг друга по театру, т.е. процесс работы был в
каком-то роде сценическим. Энг проводил много репетиций. Мы должны были
написать очерки о наших героях, написать письмо о них, у нас были занятия
по пластике, и все это очень помогло. ЧР: Внимание на экран. [отрывок из фильма «Разум и чувства»] ЧР: Ваше слово. АР: Я не знаю. Я все смотрел и думал: «Неверно, неверно». ЧР: О, правда? Что же там было неверного? АР: О, я не знаю. Просто хотелось бы сделать все это заново. ЧР: Да ладно Вам, в этой сцене нет ничего неверного. Возможно, это выглядит
иначе, чем Вам хотелось бы, но не плохо. АР: Это сцена должна быть быстрее, чище. ЧР: Быстрее. Чище. АР: Проще. ЧР: Проще. АР: Да, получил. Я хочу сказать, перспектива была довольно пугающей.
Но, я полагаю, помог опыт, и потом, как оказалось, самое лучшее в киносъемках
заключается в том, что ты окружен блестящими специалистами, поскольку
только они способны удержаться на этой работе. Есть чувство плеча. И кроме
того, много работы было проделано до съемок. ЧР: Кинематографистами или всеми вообще... АР: Когда ты в первый день приходишь на киносъемку, то только смотришь,
а остальные все делают за тебя, по крайней мере, так кажется. ЧР: А Вы только говорите слова вроде: «Громче. Медленнее. Проще." АР: М-да. Хорошие слова... ЧР: То, что Вы говорили себе... что Вы говорили себе насчет того фильма.
Простые слова. АР: Вот Генри обычно говорил лишнее... но только потому, что его английский
был не так уж хорош. И он говорил... Однажды он сказал мне: «Алан, будь
более тонким. Выкладывайся больше.» На это ты просто не знаешь, что ответить
и... ЧР: Да, точно. Или то, или другое. Ладно, вот фрагмент из фильма «Зимний
гость". Давайте посмотрим. Эмма Томпсон и ее реальная мать Филидия
Лоу. АР: Филида (исправляет его произношение). ЧР: Филида. [отрывок из фильма «Зимний гость".] ЧР: Потом «Гарри Поттер», имевший широкий успех. Вы играли там профессора
Снейпа. Что будет дальше? «Частные жизни» будут идти в театре Ричарда
Роджерса до середины сентября. Вы знаете, чем заняться дальше? Что Вы
собираетесь делать после 8-го сентября? Где Вы будете? АР: Возможно, в доме престарелых :). Но... ЧР: Где бы Вам хотелось быть? АР: На самом деле, существует много вещей, которыми мне нужно заняться,
кроме того, я почти точно буду сниматься в следующем фильме о Гарри Поттере,
где-то между сентябрем и следующим февралем. ЧР: Вы теперь будете сниматься в фильмах о Гарри Поттере до конца жизни? АР: К счастью или к несчастью, нет, будет всего семь книг :)). ЧР: О, это действительно так? АР: Да, потому что ... Джоан Роулинг так сказала. Т.е. по одной книге
на год... от 11-летия мальчика до 18-летия. Только годы учебы. История
закончится тогда, когда ему исполнится 18-ть и он закончит школу. И Роулинг
даже уже написала последний абзац последней книги, который заперт где-то
в каком-то сейфе. ЧР: Вы с ней знакомы? АР: Да. ЧР: Она интересный человек? АР: Она потрясающе интересная женщина. Да и как может быть иначе, если
вы мать-одиночка, без денег, пытаетесь накормить детей и одновременно
писать эти книги за столиком кафе в Глазго, с учебниками подмышкой, с
детьми в коляске, не зная, чем кормить их завтра. ЧР: М-да. Я очень рад, что Вы пришли. АР: Я тоже рад, что пришел :)). ЧР: Алан Рикман в спектакле «Частные жизни», до середины сентября в театре Ричарда Роджерса. Мы не прощаемся. Оставайтесь с нами.
комментарий арефьевой:
|
|||