Японский Билет в Мечту
Питер Льюис.
(Таймс, 4 августа 1991)
перевод: Санта-Алекс
Эдинбургский Фестиваль 1985 года был взбаламучен "Макбетом",
перенесенным на феодальную японскую почву с ее воинами-самураями, звонами
колокольчиков, буддистскими песнопениями и символическим изображением
цветения вишни, которая сопровождала смерть тирана.
Режиссер, ответственный за все это - Юкио Нинагава,
театральная легенда, известная за пределами своей страны, японский эквивалент
Питера Брука. В этом году он вернулся в Эдинбург с современной японской
постановкой на английском языке, впервые в жизни возглавив труппу британских
актеров.
Пьеса "Танго в конце зимы" драматурга
Кунио Шимицу прибудет из Лондона как главный продукт большого японского
фестиваля, проходящего в Британии этой осенью.
Вопрос вот в чем: как скажутся многочисленные перемещения
на магической силе режиссера Нинагавы? Пьеса "Танго" для нас
не просто странна - она экзотична, она изображает жизнь как мечту, прибегая
к поэтическому стилю. Она побудит британскую аудиторию думать - нет, скорее
мечтать - по-японски.
Последние четыре недели Нинагава провел на репетиционной базе в Докленде (Лондон). Его японская команда (дизайнер, костюмеры, осветители и звукорежиссеры) создавала требуемую сценическую атмосферу. Миловидная переводчица под ручку с Нинагавой переводила его фразы английской труппе. И хоть в Японии он - по слухам - кидается в актеров пепельницами, здесь пока не случилось ни одного фейерверка.
Нинагава выглядит как гений в состоянии покоя.
То сидя на полу, то запрыгивая на сцену, он увлеченно излагает свои воззрения
присутствующим.
Труппа состоит из 26 актеров. Они - сама внимательность.
Еще бы, на каждую роль было по сотне претендентов. Презрев языковой барьер,
Нинагава сам проводил кастинг: актеры рассказали о себе, а он наблюдал
за выражением их лиц.
Но самым удивительным стал выбор на главную роль
актера, который все еще в пути к высшему эшелону мирового кинематографа.
Нинагава видел Рикмана в двух фильмах - "Умирать Тяжело"/"Крепкий
орешек"/Die Hard и Truly, Madly, Deeply. Он также скоро появится
в Close My Eyes, в роли мужа женщины, влюбленной в своего младшего брата.
Что трудно совместимо с его противостоянием костнеровскому Робин Гуду
в качестве шерифа Нотингемского - эту роль критики оценивали как нечто
большее, чем просто вершина. Работы Рикмана показывают его разноплановость,
его отстраненность и иронию, едва заметную из-под полуприкрытых век. Он
всегда на два шага впереди остальных. У него самый сексуальный голос и
самые причудливые манеры среди актеров его поколения. Из всех этих составляющих
складывается кино-карьера, готовая перейти в театральную.
Без колебаний он отложил ради работы с Нинагавой
предложения из мира кино. "Я смотрел на его Медею и думал: "Вот
что значит это слово!" Если вы долго наблюдали за чьей-то работой,
а потом были приглашены к сотрудничеству с ним, отказываться нечестно.
Но и согласиться было нелегко. Внутренний голос приказал мне паковать
чемоданы и ехать сюда. Он сказал: "Все твои прекрасные фильмы случились
благодаря тому, что ты делаешь в театре!"
Внезапные решения - типичный признак хаотической
карьеры Рикмана. Она началась в его 26, когда он вдруг бросил работу дизайнера
ради обучения ремеслу актера. Так же - внезапно - он покинул Стратфорд,
отработав год, "чтобы узнать, как говорить с актерами на сцене, говорить,
а не лаять". Он был приглашен обратно, после его остроумного теледебюта
в Обадии Слоупа, льстивого клерка из Барчестероских Хроник/BBC. "И
снова я обрезал все связи, и сбежал, пока они не успели навешать на меня
кучу подобных ролей".
RSC превратил его в холодного сексуального хищника
Виконта де Вальмонта в "Опасных Связях" - это привело к двум
тяжелым годам в Стратфорде, Лондоне и Нью-Йорке и номинации Тони. Он говорит,
что "Связи" были не самый здоровым опыт, но - пропуском в Голливуд.
Они подняли его рыночную стоимость. После четырех лет съемок Рикман возвратился
на подмостки театра, чтобы изобразить беспомощность, смущение, истощенность
и амнезию актера, который пытается совершить прорыв - снова и снова.
Нинагава выбрал эту пьесу - японский хит-1988,
потому что хотел увидеть как современная японская пьеса пойдет перед западной
аудиторией.
В Японии актер воспринимается в статусе героя,
человека на пьедестале. Пьеса построена на образах и символах. Действие
происходит в кинозале, полном теней фильмов, которые там шли когда-то.
Зал полон зрителей, которые когда-то предавались здесь своим мечтам. Появляются
фигуры из прошлого и настоящего актеров, превращаются в персонажей Пирандели,
возможных исключительно на сцене - не в жизни. Под конец все эти призраки
сливаются с символом павлина, пришедшим издалека, из времен актерского
ученичества главного героя - под звуки танго из пьесы, в которой он играл
еще в школьной труппе. Все эти слои значений, возможности визуальных и
звуковых эффектов привлекли Нинагаву.
Рикман знал, чем рискует: "Это трудная пьеса,
с множеством подводных течений, которые становятся все больше и больше
очевидны с каждой репетицией. Я стараюсь приспособиться к чуждой нам культуре.
Если я звучу невнятно, то стараюсь превратить себя в пустой сосуд, стать
для режиссера инструментом для воплощения замысла".
А утоляет ли Нинагава наш интерес к Японии? На
этот вопрос Рикман не дал прямого ответа. "По-настоящему хороших
режиссеров роднит сильное личное видение происходящего. Нинагава начинал
как художник. И я полностью доверяю его визуальному чувству, его взглядам.
Ему трудно, не говоря по-английски, донести до нас все нюансы японского.
Хотя и дает нам некоторую возможность расширения диапазона игры. Нам приходится
балансировать на острие лезвия".
Рикман не пытается играть японца, выглядеть по-японски.
"Я - европейский актер, играющий японского актера, который хочет
следовать тому, что он узнал о европейском театре". Костюмер пообещал,
что в спектакле не будет кимоно и никому не станут подводить глаза.
Нинагава Сан, как его называет труппа, не вдавался в подробности значения
пьесы для японской публики - в частности, значения павлина, контрапункта
визуального ряда постановки. "Для режиссера это не главное, - говорил
он, пытаясь пояснить свою позицию. - Пьеса - мать, актеры - отец, а между
ними - ребенок по имени Театр. Режиссер - все лишь нянька".
Меж тем, пьеса Шимицу много значит для японцев,
которые принимали участие в борьбе за реформы 60-х (эквивалент европейских
студенческих бунтов 1968 года), сурово подавленные с помощью слезоточивого
газа. "Демонстранты хотели перемен, но они проиграли", - говорит
Нинагава. Что же случилось с ними после? Он смеется: "Все они стали
отличными ребятами".
Двое из повстанцев, так и не ставшие отличными
компанейскими ребятами - это драматург Шимитсу и сам Нинагава. Они основали
подпольный Театр Современных Людей в 1968 году, с Нинагавой в качестве
главного актера, а затем и режиссера. В 1980 году они возобновили работу,
но уже открыто, в больших коммерческих театрах. Спектакль "Танго"
стал плодом этой деятельности.
Работа с британскими актерами стала новым опытом
для Нинагавы. "Их способность мгновенно переключаться с одной эмоции
на другую поражает. Японские актеры слишком увлекаются эмоциями, это их
тормозит. Все мы учились в европейском театре, но наше актерство старомодно
по вашим стандартам. Иногда современное положение японского театра приводит
меня в отчаяние, и я говорю своим актерам: "Пожалуйста, двигайтесь
быстрее, избавьте меня от музейных древностей".
В Японии театральная публика представлена по большей
части взрослыми женщинами. Как результат, актеры-мужчины считаются слишком
старыми уже в 40, хотя актрисам позволено продолжать играть на сцене без
страха перед молодыми соперницами. "Есть у нас 80-летняя актриса,
которая играет Блинш дю Буа в Трамвае Желание", - говорит Нинагава.
Он - один из тех редких режиссеров, посмотреть работы которого было бы
интересно обоим полам. Но большинство японских мужчин заняты на работе
допоздна, им не до пьес.
"Отдых чаще ассоциируется у них с пивом, чем с театром".
Самобытность японской пьесы в сравнении с нашей
реальностью может поразить нас. По крайней мере, на это надеется Нинагава.
Питер Барнс, адаптировавший японский тескт для английской сцены, размышляет:
"В Англии иностранным театром принято считать Чехова, еще раз Чехова
или, на крайний случай, Ибсена. Это как открытие маленького окошка в культуру,
которую мы слабо себе представляем. Разница между нами очевидна".
Японский Фестиваль познакомит нас со знаменитыми и заслуженными труппами актеров Кабуки, Куогена и Ноха, чтобы проиллюстрировать прошлое Японии. Это джокер в колоде драмы, отличающийся от наших современных пьес так же, как вкус суши отличается от рыбных палочек из пакетика.
интервью с другими персонажами